Правдоподобие и контринтуитивность

Для оценки качества сценариев в форсайте придумано так много методов, что они представляют собой «семантические джунгли» [1]. Их хитросплетение, тем не менее, можно разделить на три группы [2]:

1. Методы оценки «внутренних качеств» сценариев с такими, например, критериями, как логическая непротиворечивость, ясность, полнота и т.д.
2. Методы оценки сценариев на «встраиваемость во внешний контекст» с критериями вроде сочетаемости друг с другом, теоретической возможности, практической осуществимости, вероятности и пр. (эта группа, в целом, совпадает с критериями «воронки» стратегического выбора в стратегическом менеджменте).
3. Методы оценки процесса создания сценариев по критериям, специфичным для поставленной проблемы и набора использованных инструментов.

В каждой из этих групп, наряду с прочими критериями, явно или скрыто присутствует критерий «правдоподобия» (plausibility). Например, во второй группе методов он явный, и применяется через прямые вопросы «Разумно ли предположить, что Х может реализоваться?» (Is it reasonable to believe that X could happen?) [3] или «заслуживает ли Х доверия?» (Is X trustworthy?) [4], (Is X credible?) [5]. В двух других группах методов критерий «правдоподобия» действует опосредовано. В первой он встроен в требования к лексике, которая должна гарантировать приемлемость сценария для стейкхолдеров. В третьей он по умолчанию пронизывает практически все применяемые в процессе построения сценариев методы, если они основаны на экспертизе, творчестве или групповом взаимодействии, а также работет, как «здравый смысл» при интерпретации результатов, полученных методами доказательными [6].

Мне не нравится «правдоподобие» в роли критерия оценки качества сценариев в форсайте. Лучше избегать его в явной форме и опасаться в скрытой, не позволять ему отсечь «неправдоподобные» сценарии. Функция "правдоподобия" должна быть не стратегической, а местной, утилитарной: с его помощью следует оценивать шансы на успех коммуникации сценария целевой аудитории. Не более.

Почему?

Общепринятый взгляд таков: критерий «правдоподобия» – наряду с другими – служит как улучшению сценариев, так и сокращению их числа до приемлемого в практической работе [7, 8, 2, 9]. Но «правдоподобие» – критерий особый, он в силу своей природы до предела наполнен когнитивными искажениями и драматически меняется от человека к человеку, от компании к компании, от культуры к культуре [10, 11]. В сущности, применение критерия «правдоподобия» к сценарию означает сведение к общему знаменателю многих индивидуальных символов веры ради формирования необоснованного консенсуса. Критерий «правдоподобия» снижает качество форсайта, а не повышает его. «Неправдоподобие», контринтуитивность сценария, – при условии, что он отвечает всем остальным критериям качества сценарного форсайта, – это не причина выбросить его в корзину, а, наоборот, основание для пристального внимания к нему и учёта в стратегии. (См. «Форсайт без консенсуса» [12].)

А задача уменьшения количества сценариев до разумного отлично решается при помощи остальных критериев из названных выше групп. И они, в отличие от “правдоподобия”, не токсичны для стратегических решений.

С другой стороны, мне очень по душе идея Серхио Уруэньи (Sergio Urueña) из University of the Basque Country использовать «правдоподобие» как инструмент познания (epistemic device) [8]. Это подразумевает работу, противоположную той, которую «правдоподобие» выполняет в стратегическом форсайте, служа критерием оценки. В новой функции, вместо отсечения сценариев, «правдоподобие», представленное как вопрос «А во что мы ещё можем поверить?», призвано расширить список альтернативных будущих, включив в детальное рассмотрение его сценарии, спрятанные в подсознании. Контритуитивность мы так не найдём (ее помогут обнаружить критерии, не перегруженные когнитивными искажениями), но “задействовать эвристику предвидения” (enable anticipatory heuristics), как формулирует Серхио Уруэнья на своём баскском языке, думаю, получится. Мне это раскрепощение нравится, хоть чудес не ожидаю – хорошо помню призыв Станислава Лема не путать деревце эвристики с древом познания [13].